— Это Аня, моя соседка по комнате, — сказала Катя.

— Это твой Андрей с тобой? — спросила Аня, бесцеремонно разглядывая меня. — Красавчик! Но Церберовна вас не пустит. Идите через десятую комнату — там Васька должен быть. Он сегодня анатомию прогуливает.

Видя, что мы не понимаем, Аня махнула рукой вдоль фасада здания.

— На первом этаже шестое окно от угла. Постучите — вам откроют. Вход десять копеек. Там студенты из области, им деньги нужны.

— У тебя есть десять копеек? — спросила Катя.

— Есть, даже двадцать, — ответил я, нащупывая в кармане мелочь.

— Десять хватит, — улыбнулась Катя. — Я через дверь пройду.

Я отсчитал шесть окон от угла здания и осторожно постучал в стекло. Изнутри выглянул заспанный темноволосый парень. Нисколько не удивившись, он отодвинул щеколды и открыл створку окна.

— На подоконник не вставай, запачкаешь!

Я подтянулся на руках и перевалился в комнату, стараясь не задеть подошвами ботинок подоконник. Парень одобрительно кивнул и протянул ладонь лодочкой. Я опустил ему в руку десятикопеечную монету и огляделся.

В комнате стояли три кровати с тумбочками и большой стол, заваленный учебниками. На стульях в беспорядке висела одежда.

За моей спиной темноволосый закрыл окно и аккуратно опустил щеколды.

— Выйдешь за дверь — иди направо, там чёрная лестница. По ней на второй этаж, а уж там сам ищи.

— Почему именно на второй этаж? — удивился я.

Парень пожал плечами.

— Так девчонки там живут. Ну, ещё на третьем, но второй ближе.

Я вышел в коридор и поглядел в сторону главного входа. Сварливый голос вахтёрши долетал сюда, как шум ветра долетает в глубокий овраг — смутно и обрывочно.

Я повернул направо, прошёл узким коридором и по тёмной лестнице поднялся на второй этаж.

Катя ждала меня возле своей комнаты.

— Сейчас, — извиняющимся голосом сказала она. — Девочки только немного приберут.

— Можно! — раздался из-за двери весёлый Анин голос.

Катя открыла дверь, и мы вошли в комнату.

Владимир Вениаминович Беглов вышел из троллейбуса и, небрежно помахивая портфелем, пошёл вдоль берега Невы к знакомому дому. С молодых лип вдоль набережной давно облетела листва. Теперь они сиротливо царапали небо голыми чёрными ветками.

Холодный ветер бесцеремонно залезал под плащ. На контрасте Владимир Вениаминович вспомнил жаркую Индию, грязные пыльные улицы многолюдных городов и вздохнул. Осенью ему особенно хотелось тепла и уюта, неторопливой дружеской беседы.

Дождавшись перерыва в потоке машин, Беглов быстрым шагом пересёк улицу и вошёл в арку. Пожилая дворничиха в замызганном белом фартуке сметала опавшие листья, царапая асфальт жёсткой метлой.

— Разрешите? — глубоким басом спросил Владимир Вениаминович.

— Пожалуйста, батюшка! — ничуть не удивившись, ответила дворничиха и перекрестилась.

«Батюшка», — хмыкнул Владимир Вениаминович, входя в подъезд. — «Побриться, что ли?»

Он задумчиво запустил пятерню в курчавую бороду.

Владимир Вениаминович не спеша поднялся по широкой лестнице и позвонил в квартиру генерал-лейтенанта Вотинова.

— Здравствуй, Жора! — улыбнулся он, увидев, что генерал сам открыл дверь.

— Проходи!

Генерал махнул гостю рукой.

— Сейчас я закуску сделаю.

— Возьми!

Владимир Вениаминович расстегнул портфель и достал оттуда баночку крабов.

— А твои где?

— Лиза в институте, а Галину вызвали на работу — у них там подготовка к годовщине Октябрьской революции.

— Значит, мы сегодня вдвоём? Это хорошо, — одобрительно улыбнулся Беглов. — Разговор серьёзный.

— Ну, тогда достань там из шкафа бутылочку — ты знаешь, где.

— Обижаешь, Жора! У меня всё с собой.

Владимир Вениаминович прошёл в кабинет. Вытащил из портфеля бутылку коньяка и поставил её на стол. Сам портфель небрежно бросил в угол дивана. Достал из шкафа два коньячных бокала, поставил на равном расстоянии от бутылки и пару секунд любовался получившимся натюрмортом.

Георгий Петрович внёс большую тарелку с сыром и колбасой, блюдце с лимоном и баночку молотого кофе.

— Ты есть хочешь, Володя? У нас щи остались — пальчики оближешь! Разогреть?

— Позже, — отмахнулся Владимир Вениаминович. — Давай за встречу!

Они выпили коньяка.

Беглов подцепил толстыми пальцами ломтик душистого сыра, а Георгий Петрович по привычке посыпал молотым кофе лимонную дольку. Глядя на него, Владимир Вениаминович поморщился, рот наполнился слюной.

— Бросал бы ты эту привычку, — посоветовал он другу. — Ведь угробишь желудок.

— А, отстань! — отмахнулся генерал и потянул из кармана пачку папирос. — Рассказывай, зачем пришёл.

Владимир Вениаминович поставил бокал на стол.

— Думаю, пришло время плотнее поработать с Андреем Ивановичем. Надо детально прояснить обстановку и составить подробный план действий.

— Думаешь, он готов? — усомнился Георгий Петрович.

— Думаю — да, — твёрдо ответил Владимир Вениаминович.

Глава 10

В начале ноября по Черёмуховке расползлись странные слухи.

Наташка Жмакова остановилась у калитки и закричала:

— Баб Таня! Баб Таня!

Облачка пара вылетали из Наташкиного рта и таяли в морозном воздухе.

Найда выскочила из будки и залилась громким лаем, неистово гремя цепью.

Татьяна Семёновна выпрямилась, кое-как опираясь на чурбак — щепала лучину для растопки — и подслеповато всмотрелась в машущую руками фигуру.

— Наташка? Чего орёшь, как заполошная?

— Баб Таня, десяток яичек есть? Пироги печь буду к празднику.

— Да не кричи ты, всю улицу переполошишь! Забыла, что ли, где калитка? Зайди во двор!

— Я твою Найду боюсь! Она кидается!

Найда, и впрямь, рвалась с цепи. Ошейник так перехватывал шею собаки, что та хрипела вперемешку с лаем.

— А ты меньше ори, собака и кидаться не будет.

Наташка, опасливо обежав стороной лающую собаку, забежала во двор. Петух, который тоскливо бродил по грядкам, разгребая лапами первый снег, увидел гостью и оживился. Он встопорщил гребень, зашаркал ногой и воинственно кукарекнул, пробуя голос.

— Остынь, проклятый! — прикрикнула на него хозяйка.

— Сил нет, — пожаловалась она гостье на петуха. — Кидается ирод, и всё тут.

— А ты петуха в суп пусти, — посоветовала Наташка. — Соседа своего, егеря попроси — он его мигом тюкнет! А супу соседу нальёшь — так ещё и дорожку тебе от снега расчистит.

— Нельзя петуха в суп, — с сожалением сказала баба Таня. — Куры нестись не будут. Чего тебе? Яичков?

— Ага! Дай десяток яичек, баб Таня! А я тебе баночку майонеза. Вчера в магазине завоз был — выкинули к празднику. Хорошо, Лидка вовремя предупредила. По две баночки в руки только давали. Так я и Петьку своего притащила в магазин, и детей — чтобы к празднику закупиться.

— Манез? — переспросила баба Таня. — А на кой он мне?

— Как на кой? — удивилась Наташка. — Хошь — в салат добавляй, или в суп. А хошь — на хлеб мажь!

— Да ну, — отмахнулась баба Таня. — Баловство! Давай-ка знаешь, что? Я тебе яичков дам, а ты Петьку своего попроси мне двор почистить.

— Это запросто! — обрадовалась Наташка. — Сегодня вечером и отправлю его — нечего на диване валяться! А то придёт с работы, ляжет пузом кверху и смотрит телевизор, как городской! Я, говорит, устал и имею право! Это где видано такое?

— Ну, пошли в дом, — сказала баба Таня. — Яички-то там!

Шаркая подшитыми резиной валенками, она побрела к дому. Поднялась на крыльцо, опять запнувшись о проклятую доску. Вот дырявая голова! Сколько раз себе говорила — попроси Фёдора Игнатьевича прибить доску!

— Наташка! Петька твой доску приколотить может?

— Конечно! — удивилась Наташка. — Он же мужик!

— Попроси — пусть прибьёт мне эту половицу на крыльце! А то запнусь и гробанусь насмерть!